Анапа. Город-пляж, город-море, город липких ладошек, солнца, мух и витаминов.
— Не потеряй ребёнка! — напутствовал папа.
— Почему я должна его терять?! — возмущалась мама.
Меня шестилетнего она везла на море.
— Держи маму за руку, и не отпускай. А ты, не своди с него глаз!
— Почему я должна сводить?!
Папа волновался.
— Потеряешься, и тебе конец! — кричал он мне. — Уволокут цыгане, и конец! Заберёт милиция, и конец! Я всыплю, и конец. Ты понял?!
Я понял: «Мне конец!».
По перрону шли цепью — я, сжимая мамину руку, мама, буравя взглядом мою макушку. Поезд тронулся. Не расцепляясь, мы повалились на полку.
Двое суток пути я провисел на маме клещом.
— Отцепись! — молила она, отрывая мою посиневшую ладошку от своей побелевшей.
— Но папа сказал: мне конец!
— Отцепись, или он тебе сейчас наступит!
Я не поддавался. Наши руки срослись. Шумная Анапа лишь добавила цепкости. На базар — с базара, на пляж — обратно — мама шла, я плёлся. На двоих у нас была одна пара рук. Деньги мама носила в бюстгальтере. Она платила, я брал сдачу. Она перла в авоське арбуз — я поедал.
«Мухи!» — хныкал я, и она отгоняла насекомых авоськой. Мухи взлетали, я отлетал.
— На минутку, — просилась мама в уборную.
— А вдруг ты потеряешься?
— Можешь разговаривать со мной через дверцу…
— Но папа потом всыплет…
— А я сейчас! — не выдерживала она.
— Вот, держи, — и мама втискивала в мою ладошку поясок платья. — Дёрнешь, — я выгляну. Я дёргал — она выглядывала. Дёргал, — выглядывала. Дёргал… — Прекрати! Прекрати уже дёргать или я выдёрну… «Мне конец!» — понимал я.
— Ты сводишь с меня глаз! — тормошил я маму, если она засыпала.
— А ты меня с ума! Куда я могу деться?! — кричала она. — Ну, куда я могу деться?! — К цыганам!!!
Мама смотрела так страшно, что я пугался. День за днём отдых набирал обороты. Мама кренилась, но шла. Я же, вялый от бдений, засыпал на ходу.
— Какой ужас, — шептались прохожие, — слепой ребёнок. Моя Анапа делилась надвое. Одна её половина мелькала жёлтым, вторая — колыхалась голубеньким горошком маминого сарафана. От двойственности меня мутило.
— Ладно, давай поясок, — пошёл я на послабление. Мама облегченно застонала. С пояском обзор выровнялся. У нас появились лишние руки. Теперь она могла брать два арбуза, а я бороться с мухами. Ещё я мог строить башенки, а мама впадать в забытьё, если я не дёргал. Дистанция нарастала стремительно. С руки узелок незаметно перекочевал на ногу, затем к пояску приросла верёвка, а потом я сорвался. Увлёкся ракушками, и…
Опомнившись среди незнакомых тел, я отчаянно дёрнул поясок, но мамы в нём не оказалось.
— Чей ты, мальчик? — набежала на меня коричневая тётя. Обгоревшая кожа её свисала лохмотьями.
«Цыгане!! — догадался я, — это конец!» — и дал стрекоча, вздымая песок и топча отдыхающих. За спиной грохотало:
«Мать!.. Мать!.. Где его мать?!»
Они были повсюду и настигли, а, обступив, затмили солнце.
«Ты потерялся?!» — спросили «цыгане».
«Потерялся — это конец!» — вспомнил я, и завопил: «Не-е-ет!!».
«Он ненормальный. Его надо сдать в милицию!» «Милиция — это тоже конец!». И я забился, и меня волокли четверо.
«Познакомься, это Маша! — сказала тётя милиционер, протянув мне одноноглазо-одноруко-безногую куклу. — Она тоже потерялась».
В единственном стеклянном глазу Маши отразился мой ужас.
— Не терялся я!! Не терялся!!!
— А где ж твоя мама?
— Распоя-я-я-ясалась!!!
Через полчаса распоясавшаяся нашлась. Шумно влетев в комнату, мама вмяла меня в себя, и долго плакала. «Папе не говори, — шептала она, — или нам конец!». «Он неизбежен!» — понял я, и попросил мороженое. Руки наши немедленно срослись, и Анапа вновь раздвоилась. На вокзале папа подхватил меня, закружил, и стал щекотать. Я брыкался. Мама, не выпускавшая мою ладошку, трусила рядом.
— И как тебе понравилось море? — улыбался отец.
— Очень, — смеялся я.
— И море, и цыгане…
— Какие цыгане?! — Голые! Те, что сдали меня в милицию… Ладошка заныла. Мама побелела. — Лучше расскажи, как нам было весело… — умоляюще простонала она.
— Было весело… — заморгал я.
— Когда мама потерялась, было весело… Ладошка хрустнула.
«Вот и конец» — понял я.
© Эдуард Резник
Если вы внезапно просыпаетесь между 3 и 5 утра — это важный признак